Воробьёв А.***************************************************Воробьёв А.

Дуновение ветра.

«Как я завидую тебе!
Ты высшей красоты достигнешь
И упадёшь, кленовый лист».
(Из восточной поэзии)

Лёгкое дуновение ветерка из приоткрытого в спальне окна заставило меня пробудиться от размышлений, я понял, что пролежал так более часа. Тоска любит заставать меня врасплох, умеет неожиданно накатываться и увлекать за собой, всё глубже и глубже пронзать мои мысли, сковывать тело. Я сделал попытку встать, кровать ехидно заскрипела, и мне вдруг показалось, что она смеётся надо мной и как-то очень зло и безжалостно, как будто передразнивала мои осенние мысли. Я постарался не обращать на это внимания, честно говоря, я давно привык к таким насмешкам, иногда мне кажется, что весь мир смеётся надо мной.
Я вышел на кухню, но и здесь заскрипевшие половничины заставили меня задуматься о собственной несостоятельности. Я взглянул на часы, но неожиданно услышал то ли тонкое жужжание то ли писк, это заставило меня отвлечься от желания, узнать который час. Я поднял глаза в направлении этого неприятного звука и увидел на стене возле старого зеркала комара. «Здорово дружище!»- прошептал ему я. Вот уже третий день этот комар кружит у меня в кухне. Убить его у меня не хватало сил, мне часто казалось, что этот комар напоминает меня самого. Сейчас на дворе уже глубокая осень и все его собратья уже давным-давно спят в своих норках, спокойно ждут следующего лета, а этот решил воспротивиться сложившейся миллиардами лет в природе системе. Вырваться из стереотипного существования – «под копирку», пусть он замёрзнет здесь, умрёт от холода, но не станет таким как остальные – набившие своё брюхо, ни о чём не задумывающиеся и спокойно спящие твари. Они думают, что будут жить вечно, а он чувствует и знает цену жизни, понимает всю эфемерность существования, всю несостоятельность, алогичность и иллюзорную обманчивость этого мира. Лето, какое короткое лето, но жизнь ещё короче.
Я подошёл к окну и обнаружил что на улице уже темным темно, на небе давно красуется, притягивая и маня к себе взгляд, луна, а небо усеяно тысячами звёзд. Я снова сделал попытку узнать время, взглянул на часы, они показывали вечность, а упрямые стрелки застыли на семнадцати минутах третьего. Сна не было, и я решил пройтись по улице, накинул ветровку, вышел на веранду. Сквозь окна пробивался загадочный лунный свет, озарял стол, усеянный разным хламом, десятки пивных бутылок скрашивающих когда-то мои серые одинокие будни, словно маленькие мессии пришедшие спасти моё тело, но погубить душу, теперь толпились в пыли на полу, забытые всем миром. «А ведь я должен быть благодарен им, только благодаря им я до сих пор не пустил себе пулю в лоб.»- подумал я.
Рядом с диваном у стены стояло то, что многие годы не только переживало со мной все горести и невзгоды, всю радость и победы, всю боль и страдания. Но и, как мне теперь казалось, стало частью меня самого. У стены стояла гитара, она стала для меня не только инструментом и средством создания музыки, но и соавтором многие годы покорно перенося на своих струнах все мои слёзы и смех. Её гриф, казалось, давным-давно впился мне в кожу, а струны были натянуты в унисон моим нервам, мы стали чем-то целым и неотделимым друг от друга.
Я спустился с крыльца, и холодный осенний воздух больно ударил меня в лицо. Сделав несколько шагов и закрыв за собой калитку, я оказался на улице. Тишина и пустота опьяняли меня. Я боялся дышать, боялся нарушить открывшуюся мне идиллию. Я почувствовал себя чем-то чуждым этой природе, не нужным и лишним. Мне вдруг показалось, что я могу вспугнуть что-то, и всё это растворится в воздухе, исчезнет и ничего не останется. Закрапал мелкий дождик, и я почувствовал себя увереннее, я всегда любил дождь, наверное, потому что всегда чувствовал в своём сердце его присутствие, даже в ясную погоду. Только иногда это мелкий тёплый дождик, а иногда целая буря, рвущая, переворачивающая и уносящая всё на своём пути. Наверное, я родился во время дождя.
Я оглянулся, позади были двадцать лет прожитой молодости и тихая, добрая улочка. Ни в одном доме в округе не было света. Морфей уже успел окутать всех своим одеялом, даже деревья стояли, не шевелясь, а ветер не трепал их золотистые макушки. Один я никак не вписывающийся в этот мир, отторгнутый им, стоял посреди улицы с поднятым к небу лицом шептал: «За что?». А капли дождя щедро дарили мне свои серебряные брызги.
В ответ я не услышал ничего кроме тишины, ледяной, пронизывающей тишины. Внезапный страх охватил моё тело, по спине пробежал озноб: «Один? Неужели один? Снова один!». Но следом пришла другая мысль, вытеснив и вытолкнув собой первую: «А может, ничего этого нет? Может это иллюзия? Фантазия воспалённого мозга? Да, конечно же, иллюзия! Да! Да! Да! Нет ничего, только пустота!..» В эту секунду моя нога запнулась обо что-то твёрдое и через мгновение я ощутил в своих руках мокрую твёрдую землю. Дорога, по которой я шёл, теперь больно впивалась мне в ладони. Я ощутил, как холодна была эта земля. Я поднялся на ноги, отряхнул руки и только теперь понял, что так увлёкся размышлениями, что не заметил, как дошёл до озера. Я сел на траву возле самого берега, брюки мгновенно стали мокрыми, но я не обратил на это внимания. Я часто приходил на это место, когда мне было плохо, когда меня одолевала мучительная тоска. В последнее время я бывал здесь каждый день.
По озеру пробегала мелкая рябь, с левой стороны гордыми чёрными пятнами раскинулся лес, отсюда хорошо были видны его суровые молчаливые дебри. Справа проходило шоссе, а за ним железная дорога. В детстве я часто любил ходить туда, любил смотреть на проезжающие мимо поезда, заглядывал в освещённые галагеновым светом окна, желая увидеть этих людей увидеть их лица, понять, зачем и куда мчат их эти железные вагоны. И всегда чуточку завидовал им.
Так и сейчас услышав издалека металлический стук колёс, невольно поворачивал голову в сторону железной дороги. «Как удивительно эти люди сумели стать частью этого нелепого мира, найти в нём своё место?».
Впереди, за озером, на том берегу был ещё более чуждый и неприятный мне мир. Его одноглазые фонари ехидно ухмылялись, высокие многоэтажные дома светились яркими занавешенными окнами, неоновые рекламы были раскиданы то тут то там, и было в них что-то отталкивающе пугающее. Я почувствовал, как тошнота подступила к горлу, тяжёлые воспоминания навалились на меня со всей своей чудовищной силой, начали сдавливать мне виски. Я бежал из того мира, бежал, не оглядываясь, как будто боялся, что он догонит меня, раздавит своей мощью.
Я знал, что ОНА там в том теперь уже далёком для меня мире. Я попытался представить себе, где ОНА, что ОНА делает, с кем ОНА, вспоминает ли меня, да нет вряд ли. И тут я снова ощутил невероятную тревогу, тошнота выворачивала меня наизнанку, скрюченные пальцы впились в землю. Я откинулся на спину, чтобы больше не смотреть на огни того чудовищного мира, так безжалостно обошедшегося со мной. Я понял, что уже никогда не смогу вернуться туда и мне стало легче, стало теплее. Весь мир теперь стал напоминать мне старый театр, с тёмными занавешенными окнами, с потухшими свечами, со старым ржавым навесным замком на дверях. Театр, в котором спектакль давным-давно закончился. Зрители вернулись к своим обыденным делам, а актёры разошлись по домам учить новые роли и готовить новые маски. Лишь я одиноко сижу в зале и смотрю на опущенный занавес. «Почему я должен страдать за всех этих людей? Многие зрители уже забыли о спектакле, многие не поняли его, а иные лишь усмехнулись и самодовольно ушли прочь. А я? Что же я? Неужели я должен страдать за них за всех? А может, я сам был главным героем этого действия? Да нет! Какой к чёрту из меня актёр? Я всего лишь заноза, как тот кусок проволоки, торчащий из земли о который я споткнулся пока шёл сюда. Весь мир вокруг движется, кипит своей жизнью, а я стою на одном месте, об меня зацепляются какие то люди, оглядываются и идут дальше. Наверное, и ОНА также зацепилась об меня, оглянулась и теперь ушла дальше той дорогой, которой шла.» Но я успел уловить тот взгляд, волшебный, сказочный взгляд, который уже никогда не смогу забыть. Я рванулся за НЕЙ, но догнать уже не успел и так и остался стоять где-то посреди дороги, не зная теперь в какую сторону идти. Возвращаться назад я не хотел, да и не смог бы. Идти вперёд было разумней, но впереди была неизвестность, и теперь уже огромная пропасть разделяла нас с НЕЙ. Ничего уже не имело смысла, сама жизнь утратила его.
Дождь закончился, тучи медленно уплыли куда-то за горизонт, и моим глазам предстало тревожное тёмно-синее, почти чёрное небо, тысячи звёзд усеивали его бездонный простор. Ослабев от собственных размышлений, я лежал на траве и прислушивался к бешеному стуку ледяных осколков, бившихся у меня в груди, того, что раньше было сердцем и рвавшихся на волю. Хотелось больше ни о чём не думать, хотелось тишины и покоя.
И тут я ясно представил себе как на одной из планет в какой-то далёкой галактике, где-то рядом с одной из тех далёких звёзд, на берегу одиноко сидит девушка, смотрит на тихую зыбь воды, вглядывается в далёкие звёзды и одинокая слеза катится по её небесной красоты лицу. «Подожди! Я скоро приду!»- вот уже кричу я ей. Мне стало душно, рука попыталась нащупать молнию куртки, чтобы расстегнуть её. Куртка была мокрая то ли от дождя, то ли от слёз. В кармане я нащупал холодную стальную рукоять. «Я иду»- прошептал я, и громкий хлопок сотряс воздух. Звонкое эхо пронеслось через озеро, отдалось на том берегу, откликнулось металлическим отзвуком железной дороги, затем послышалось где-то в лесу над макушками деревьев. Через мгновение всё стало тихо. Наступила гробовая тишина, а густая чёрная синева поглотила это тихое место, и ничто уже более не нарушало этой тишины.

***

Утро встретило посёлок радостным, тёплым солнечным светом. Зелёные листья местами ещё оставшиеся на деревьях, млели и впитывали в себя золотистые солнечные лучи. Кое-где ещё слышалось пение птиц, то ли посвистывание, то ли чириканье. Всё было так, будто лето, не желая уходить, ещё боролось с наступившей осенью.
Со стороны озера слышался гул голосов. Дрожащие слова что-то бурно обсуждали, а только что проснувшиеся тревожные лица людей вглядывались в нечто лежащее у озера. Возле берега, прислонившись к дереву, полусидело, полулежало то, что некогда было человеком. Холодные капли застыли на его мертвенно бледных щеках, глаза были устремлены куда-то в небо, а губы изображали нечто вроде улыбки. На лбу у виска была чёрная кровавая точка. Обеими руками он казалось, изо всех сил сжимал холодную рукоять пистолета, так словно это было чем-то самым дорогим для него, возможно последней надеждой. А чуть левее лежал листок бумаги с нацарапанными на нём синими расплывчатыми буквами. Но прочитать эти строки, было невозможно. Дождь под утро смыл эти последние его строки, неизвестно кому адресованное послание. Сама природа, словно бы не желая принять, это письмо из загробного мира, отвергла и уничтожила его. Да никто казалось, и не обратил внимания на эти, теперь уже превратившиеся в синие расплывчатые пятна, мысли.
Откуда-то из толпы слышались вздохи, старушечий голос хрипло изображал не-то всхлипывания, не-то плач, а может быть даже смех. А откуда-то сверху постанывал ветер, и казалось, чуть слышно было: «Почему? Почему вы плачете? Ведь я теперь счастлив. Зачем вы смотрите на это обезображенное и искажённое земными пороками тело, ведь я здесь, я счастлив.» Но никто не слышал этих слов, а может быть, это был всего лишь ветер, одиноко гуляющий по небесным просторам и взметающий в небо тучи осенний, жёлтых, скрюченных временем листьев, смотрел на людей сверху и улыбался, глядя на их тревожные лица.

***

Дорога, по которой ОНА шла, тянулась вдаль, словно серая песчаная река, извивалась и оставляла на себе ЕЁ маленькие еле заметные следы. Мимо, то в одну, то в другую сторону проносились изредка одинокие автомобили, дорога под их колёсами шипела и уносила их, куда то вдаль.
Слева от дороги из ниоткуда в никуда, словно из пустоты в пустоту, соединяя между собой города и посёлки, медленно ползла скользкая железная дорога. Тянула по своему длинному блестящему телу стальные вагоны, угрюмые тепловозы неторопливо катили по ней усталые составы, кое-где за стеклянными окнами, которых были видны лица с безразличием разглядывающие проносящиеся мимо них ландшафты.
Навстречу изредка попадались какие-то люди, с любопытством поглядывающие на НЕЁ. ЕЙ они казались, какими-то странными не похожими на людей в больших городах. Было что-то в их взгляде, походке и поведении необычное, непохожее и сразу же отличающее их от городских людей.
Идти оставалось уже совсем немного. ОНА специально выбрала для себя этот путь, решила идти пешком. А за это время как следует подумать о том, что же она скажет ЕМУ. Простит ли ОН её? Поймёт ли? В последний раз, когда она видела ЕГО, а с тех пор прошло уже полтора месяца, она сказала что не сможет быть с НИМ, ей было тяжело, но тогда она ещё не думала что не сможет забыть ЕГО, что пройдет полтора месяца, что она бросит все дела, работу, учёбу, сядет на поезд и отправится сюда за сотни километров, вслед за НИМ. Она поняла, что любит ЕГО, что только с НИМ одним ей всегда будет тепло и легко. При этих мыслях ей стало веселее, она улыбнулась и уверенней зашагала по этому безлюдному посёлку. «Конечно же, простит, а иначе и быть не может» - подумала она.
Дорога медленно плыла под ногами. Одинокие листья, сброшенные деревьями, лениво лежали на земле и только изредка, резко взметнувшись в воздух, вдруг устремлялись за проезжавшими мимо автомобилями. Справа лениво дремало тихое наполовину заросшее озеро, слышно было, как шуршат и шепчутся между собой камыши. За озером раскинулся молчаливый осенний лес. Отсюда хорошо были видно как лёгкий ветерок ласково трепал золотистые макушки высоких деревьев.
Неожиданно она почувствовала лёгкий запах дыма, подняла глаза и увидела впереди, чуть левее озера, между деревьев крыши домов, бережно закутанные в жёлто-зелёной листве. ОНА поняла что пришла, свернула на песчаную просёлочную дорогу и остановилась. Достала из сумочки листок бумаги, наспех вырванный из записной книжки, взглянула на него, а затем сунула в карман. Постояв так несколько секунд, она уверенно зашагала дальше, сердце в груди бешено заколотилось. Она подумала, что через пару минут сможет увидеть ЕГО, представила, как бросится ЕМУ на шею.
Впереди показался поворот. «Это, должно быть, и есть та улица» - еле слышно прошептала ОНА.
Вдруг из-за поворота послышался шум приближающегося автомобиля. Тревожный стук работающего двигателя становился слышен всё отчётливее, и вслед за ним из-за кустов вынырнула «скорая» и промчалась мимо. Из-под колёс вылетело несколько крупных грязных капель, и через мгновение на ЕЁ белой шерстяной кофте позировали три чёрные пятна.
ОНА грустно опустила глаза и увидела в траве синюю шариковую ручку, а рядом на самом дне тёмно-серой широкой лужи лежал скомканный лист бумаги. Синие пятна ещё не успевшие раствориться в холодной грязной воде судорожно были раскиданы по его ещё некогда бывшему чистому и белому полотну.

сентябрь-октябрь 2003